Ты высовываешь голову, стараясь выдвинуться в окно так, чтобы твои глаза оказались ЗА пленкой. Тебе это удается.
Ебать-кастрировать!
Там, за пленкой, полно народа! Они тусуются, смотрят на тебя, нацеливают на тебя дула своей записывающей техники. Это явно не легавые. Угрозы от этих людей ты не ощущаешь. Так, благожелательное любопытство.
Что за хуйня?
Ты убираешь голову назад. Двор пуст.
Выставляешь. Двор полон.
Люди даже забрались на гаражи и низко нависающие ветви деревьев.
И вдруг ты слышишь:
– Помогите! Насилуют!
Стоп! Это же уже было. Лет несколько назад, когда негры насиловали бомжиху в подъезде.
– Ну, помогите же кто-нибудь! Насилуют!
Откуда здесь такая старая глюка?
Подъезды полны благожелательными наблюдателями. Там насиловать негде. Но, постой-ка, говоришь ты себе… Ведь тогда ты так и не увидел, кто это кричит! Бомжиха же кричать не могла: ее рот был занят негритянским хуем или хуями, в зависимости от. Значит, тогда кричала какая-то другая баба.
Ты смотришь вбок.
Да! Вон же она!
Сарай местной бойлерной. На его крыше, у самого края, стоит голая девка. А в нескольких метрах – три зловещие фигуры.
– Помогите! Они меня сейчас изнасилуют!
Глюка. Нет, явно глюка же!
Откуда взяться голой девке на крыше бойлерной?
Но ты вдруг вспоминаешь свою же телегу про проработку глюков. Видать, тогда, несколько годков назад, ты эту глюку с «помогите, насилуют!» проработал не до конца.
Да. Железно не до конца! Ты же испугался и негров, и выходить на улицу, чтобы искать насилуемую…
– Не подходите! Я сейчас спрыгну! – Во весь голос кричит девка на крыше. – Помогите же ради Христа! Насилуют!
Как-то надо выправить ситуацию – понимаешь ты. Как-то надо помочь этой, застрявшей во времени и пространстве, глюкавой девке.
Но как помочь глюке???
Ну, конечно же! Как же ты сразу не сообразил?
Ты в несколько шагов доходишь до шкафа. Вот она, мыльница. Со вспышкой. И кадров там еще с десяток осталось!
Ты высовываешься с фотоаппаратом в окно, наводишь объектив на девку.
Вспышка!
Темные глюки исчезли разом. В следующий миг ты понимаешь, что исчезла и насилуемая. Во всяком случае, криков больше нет.
Ура!
Эти глюки теперь на пленке. А даже если они с нее и удрали – то деваха спасена! Вспышка спугнула злобных глюков и теперь они не смогут выебать беззащитную глючиху.
Внезапно раздаются аплодисменты.
Это что за?..
Все те толпы, что наблюдали за тобой, теперь тебе рукоплещут. А ты, сознавая, что все вроде бы и в порядке, что все именно так и должно происходить, подспудно чувствуешь некую неправильность ситуации. Словно в тебе…
– Спасибо.
Это не голос. Это в твоей голове.
– Кто это? – Думаешь ты.
– Знаете, я вообще-то не должен был выходить с вами на контакт, но раз уж вы меня обнаружили, то думаю, что особой беды не будет.
– Вы как-то проникли в мое сознание?
– Скорее – подселился.
– Зачем?
– Мы снимаем «Низший пилотаж».
– Как? Почему об этом я ничего не знаю.
– Видите ли… Вы уже давно знаменитость. Вы – один из героев этой книги… Да и другие – тоже.
– Как так «давно»? Вы что?..
– Да, мы из будущего. По законам этой Вселенной перемещение материи против хода времени невозможно. Но мы научились перемещать сознания.
– И?..
– Я – актер, играющий вас в нашем фильме. Ну, это не совсем фильм в ваших терминах… Комплекс всех ощущений… Ну, вы сейчас можете пользоваться частью моего сознания и все понимаете.
– Да. – Ошалело мыслишь ты, понимая, что действительно понимаешь, КАК это делается и КАК это смотрится.
– Все время с начала вашего… зашира… я с вами.
– Направлял? – Гневно начинаешь ты и тут же соображаешь, что сморозил полную чушь.
– Наблюдал… – Тактично поправляет актер. – Лишь изредка усиливая ключевые моменты.
– А я… Там, в будущем…
– Я не могу этого вам раскрыть. Даже если бы и хотел. Эта часть памяти у меня заблокирована. На всякий случай, знаете ли…
– Да. Да. Я понимаю.
– Но могу сказать, что «Низший» и «Верховный» пилотажи у нас очень… Очень популярны.
– Спасибо.
– Это вам спасибо! От всех жителей 2476 года! Главное, расскажите Баяну все как было.
– Да уж… Теперь уж обязательно! – Заверяешь ты.
– Еще раз спасибо. – Говорит актер. – А сейчас, извините, нам пора.
Ты вдруг чувствуешь в голове странную пустоту. Актер ушел.
Ты с грустью смотришь за окно. Ртутная завеса еще на месте, но уже не такая непроницаемая. Ты видишь как люди, в которых подселились сознания из будущего, пожелавшие понаблюдать вживую за процессом съемок, разбредаются по своим квартирам.
Скоро утро. Скоро выйдут дворничихи выгребать мусор и мести улицу. Скоро люди пойдут на работу. Скоро детишки пойдут в школу…
– Ты как? – Голая и распаренная Лизка Полотеррр стоит за твоей спиной и каплет тебе на жопу со своих волос.
– Хорошо. Честно – хорошо.
– Проработал глюку?
– Да.
– Успешно?
– И даже очень! Пойдем спать.
Ты включаешь пробки и отправляешься в койку. И моментально засыпаешь, даже не поебя Лизку Полотеррр.
А как проснешься, ты обнаружишь что куда-то исчезли молоток, маленькие пассатижи и табуретка. Причем ты все это заносил в квартиру – это-то ты прекрасно помнишь. Кадры, на которые ты снимал глюки, оказались засвечены.
И лишь потом, через месяц-другой, рассказывая эту историю Баяну, ты поймешь, что актер немного тебя обманул. Наверное, да, перенос вещей из будущего в прошлое невозможен. Но он ничего не говорил о переносе материи из прошлого в будущее!..
37. Смерть Семаря-Здрахаря.
Его звали Семарь-Здрахарь.
Не так долго, как ему бы самому хотелось, но-таки он им стал. Не первый, но и не последний в череде Семарей-Здрахарей. Ему пришлось побывать и безымянным торчком, и Блимом Кололеем, и Навотно Стоечко и, как вершина, как признание достижений на почве наркотизма, ему много лет назад покорилось и звание Семаря-Здрахаря. Апофеоз торчковой карьеры, ступенька настоящего академика от торчания.
Но пришла и его пора.
Семарь-Здрахарь, возлегая на смертном одре одурманенным одром, отдавал последние концы. Рядом, на тумбочке, лежал баян с винтом – последняя вмазка умирающего. Семарь-Здрахарь знал, что не переживет своего последнего прихода, но и умирать так, самому по себе, сдавшись на волю смерти, которая придет хотя и скоро, но все же неизвестно когда, он не хотел.
Ровно в полдень Чевеид Снатайко, исполняя последнюю волю умирающего, вмажет его, и Семарь-Здрахарь отойдет в мир иной. А пока… Пока до этого времени оставалось всего десять минут…
Следуя устоявшейся традиции, Чевеид Снатайко развлекал умирающего беседой. С утра они уже успели провспоминать практически все значимые приключения Семаря-Здрахаря и теперь молчали, готовясь к Последней Вмазке.
– А ведь мы – вымирающее племя. – Хрипло сказал вдруг Семарь-Здрахарь.
– С чего ты взял? – Поразился Чевеид Снатайко.
– Я должен объяснить? – Удивился Семарь-Здрахарь. – Считай это последним пророчеством умирающего.
– Но с чего-то же ты его вывел…
– С чего-то… – Передразнил Семарь-Здрахарь. – Да, посмотри вокруг. Посмотри на новых торчков. Кто из них сейчас разделяет старые винтовые идеалы? Да никто! Все торчат ради самого факта торчания. Ради децелы они готовы вцепиться друг другу в глотку. Варщики варят сплошной недовар. После него, как змей-Горыныч какой-то, один йод выдыхаешь. Они не думают о качестве продукта. Они думают как побольше для себя откроить. Они думают о том, как у всех приход спиздить. Посади двух варщиков, да заставь их вместе варить – убьют, на хуй, друг друга. Каждый будет хотеть по своей методе варить. Ни один не уступит. И это ты называешь новым поколением?
– Я не называю. – Попытался вставить Чевеид Снатайко.