– Да он еще и танцует! – Воскликнула Верка Апофеоззз, разглядев того мужика, на которого глазели Семарь-Здрахарь и Седайко Стюмчек.
– Целое представление разыгрывает. – С видом знатока вуайеристов сказал Седайко Стюмчек.
– Интересно, а что он дальше делать будет? – Поинтересовался Семарь-Здрахарь.
– Наверняка стриптиз. – Мечтательно произнесла Верка Апофеоззз. Она придвинула к окну табуретку, взяла веер и так, с комфортом, приготовилась созерцать обнажение мужика в окне.
– Э! Да он же спиной к нам стоит! – Сообразил вдруг Семарь-Здрахарь.
– Точно. То-то я смотрю, какой-то шибко большой он. – Закивал Седайко Стюмчек.
– Да это же кукла такая… А он – кукловод. Внутри сидит. – Добавили Верка Апофеоззз.
И все согласились.
Перформанс длился всю ночь.
А утром случилось страшное.
Люстру, под которой происходило представление, вдруг свернули и унесли. Это оказалась висевшая на веревке рубашка. Фартук с сиськами преобразовался в висевшую на стене полуоткрытый шкафчик с посудой. А панталоны стали занавесками.
А вуайерист – исчез. Сгинул, будто его никогда и не было!
16. Аборты и винт.
(Весь из себя Дон-Жуан. Ебал кучи бабов. Те иногда залетали. Делал аборты сильной передозой себе и ей. Чувствовал, как руками чистит внутренности матки.)
64.
Автоэпитафия, или Та надпись, на своем могильном камне, которую бы хотел видеть Баян Ширянов, буде мертвецы могли бы двигаться, а тем паче смотреть и воспринимать окружающую действительность и недействительность, и которую он придумал в промежутке между двумя вмазками, когда любую тварь мыслящую и абстиненцией озадаченную настигают думы о бренности всего сущего, срущего и смердящего, ибо, несмотря на то, что в тот единичный и конкретный момент горько сожалел он о наличии факта своего существования, в силу не только и не сколько философических категорий, как абстрактных, так и конкретных, хотя, конечно, конкретная философическая категория подходит под определение совершеннейшего нонсенса, а поелику функционирование его тела физического, а, по причинно-следственным механизмам миросуществования, и всех доступных восприятию прочих тел, было, что тактично называется в определенных кругах, крайне дискомфортным из-за расстройства органов внутренних, коие здесь перечислены не будут, несмотря на то, что число их конечно, но вряд ли перечисление их и самодиагнозы, которые поставил себе Баян, будут интересны благосклонному читателю, который уже дочитал это название главы до этого места, а на неблагосклонных вообще насрать три кучи с высокого шприцеобразного минарета, и, возвращаясь к тому месту, от которого и началось сие коротенькое отступление, имел он намерение отразить в надписи сей не токмо то, что тленна его оболочка и, чего греха в мешке таить, некоторые несознательные личности, Баяна лично не знающие, хотели бы ускорить процесс перетекания материи, из которой он состоит, из живого состояния в неорганическое, как будто это хоть как-то изменит то, что эти неконкретные, но совершенно не осознавающие себя личности, считают вредом, который Баян нанес окружающей среде и ноосфере, а так же, насколько это возможно, лаконично, образно, сообразуясь со стандартами и нормами литературного языка, ну, не материться же, право слово, на своем собственном надгробии, неудобно, их же дети читают, показать насколько похую, а здесь матюгаться можно, это ведь пока название главы, если вы не забыли, ему как вышеупомянутое дискомфортное состояние, так и состояние читающих эту надпись, в том числе детей, голубей, собак и прочих растений, и, по замыслу Баяна, если быть уж совсем кратким и резать по живому его мысль, которую иначе никак не уложить в прокрустово ложе текста, там должна была наличествовать сперва горечь, потом ирония над ней, затем – самоирония, после – ирония над самоиронией и так – до бесконечности, удивительно, но, судя по тому, что вы сейчас, надеюсь, все же прочтете, если уж смогли почти до конца прочесть это воистину бесконечное, но на самом деле состоящее всего из четырехсот слов, название сей главы, ему это удалось.
Простите?..
36. Новогодние абсцессы.
(Попадает в больничку с абсцессом. Несколько палат. Одна с продырявленными руками пробкой от шампанского. Другая – ожоги от фейерверков. Третья – обморожения. Он – к наркоманам. У всех абсцессы после новогодних заширов.)
21. Ода 6.
Отходняку.
31. Приходная соска.
– Ну? Кто тут хотел ебаться? – Выкрикнула Инка Недаеттт, одновременно стягивая трусы и раздвигая ноги.
– Я! – Поднял руку Клочкед, и немедленно принялся за это дело.
Это ровно центр истории.
Интересно, что было до и после?
Нет? Опять скажешь: «Ну его на хуй! Снова ведь про еблю!» И будешь как всегда профессиональным пердильщиком в лужи. Про какую, на хуй, еблю, бля? Да в пизду эту ебаную еблю! Ведь на самом-то деле речь не про еблю… А про…
Собственно… А чего я тут распинаюсь?
Читай. Или пропусти, нах.
Шварц, не тот, который Исаак, а тот, который Евгений, пьесы писал. Хитрый был жук. Берет готовую уже до него сказку. И рассказывает ее в первом акте. До момента, когда все знают, что она вроде бы кончается. А потом… Потом дописывает, во втором акте-то, что случилось после этой сказки. Это прием такой у него был.
А чем я хуже? Если уж пиздить – то все хорошее.
Правда, послесказочья Шварца откровенно скучны были. Но именно это я постараюсь у него не своровать.
Ну, пропердевшись, поехали!
У Клочкеда была странная мечта. Минет вдвоем. Это он в порнухе насмотрелся, когда сразу два баба у мужика хуй сосут.
Проблема же была в том, что, как-то так случалось, что во всякий момент евонной жизни у Клочкеда было меньше или равно одному бабу. Или одного баба? Короче, было так: или один баб, или ни хуя. Ни хуя, конечно, часто, но очень далеко не всегда. Но две сразу… Нет, бывало раз несколько, но не вместе. Типа по очереди он их еб. Причем, в разных местах. Они друг о друге не знали.
Так вот, о мечте.
На тот описываемый временной момент ебал Клочкед Майю Недолеттт. А она много и часто пиздела о своей подруге Инке Недаеттт. Дескать, такая пиздатая пАдруга… Такая пиздатая… Вся пизда наружу. А не дает. Ну, не дает Недаеттт. Потому и Недаеттт, что не дает. Хотя, может, кому-то когда-то и давала. Но щас не дает. И совсем никому. Но торчит.